Неточные совпадения
Как ни
велик был в обществе вес Чичикова, хотя он и миллионщик, и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши
пропало!
И все мертвецы вскочили в
пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы. Еще один, всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать, так
велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю; немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.
Валерьян был принят в число братьев, но этим и ограничились все его масонские подвиги: обряд посвящения до того показался ему глуп и смешон, что он на другой же день стал рассказывать в разных обществах, как с него снимали не один, а оба сапога, как распарывали брюки, надевали ему на глаза совершенно темные очки, водили его через камни и ямины, пугая, что это горы и
пропасти, приставляли к груди его циркуль и шпагу, как потом ввели в самую ложу, где будто бы ему (тут уж Ченцов начинал от себя прибавлять), для испытания его покорности, посыпали голову пеплом, плевали даже на голову, заставляли его кланяться в ноги
великому мастеру, который при этом, в доказательство своего сверхъестественного могущества, глотал зажженную бумагу.
Я чувствовал себя у порога каких-то
великих тайн и жил, как помешанный. Хотелось дочитать книгу, было боязно, что она
пропадет у солдата или он как-нибудь испортит ее. Что я скажу тогда закройщице?
Набитые полуслепыми людьми, которые равнодушно верят всему, что не тревожит, не мешает им жить в привычном, грязном, зазорном покое, — распластались, развалились эти чужие друг другу города по
великой земле, точно груды кирпича, брёвен и досок, заготовленных кем-то, кто хотел возвести сказочно огромное здание, но тот, кто заготовил всё это богатство, —
пропал, исчез, и весь дорогой материал тоже
пропадает без строителя и хозяина, медленно сгнивая под зимними снегами и дождями осени.
— Тьфу ты
пропасть! Да ты, батюшка, протри глаза-то, отрезвись хоть маленько, хоть для
великого Божьего праздника! Знать, тебя еще за ужином вчера укачало, коли теперь еще бродит! С каким Мизинчиковым? С Обноскиным, а не с Мизинчиковым. А Иван Иваныч Мизинчиков человек благонравный и теперь с нами же в погоню сбирается.
«Царь, — возражает самый старый из воинов, — птичка и во тьме не
пропадет и гнездо свое сыщет…» Точно, наша жизнь быстра и ничтожна; но все
великое совершается через людей.
Что же далее? Насмотрелся он всего по походам в России: ему не понравился дом, где батенька жили и померли. Давай строить новый, да какой? В два этажа, с ужасно
великими окнами, с огромными дверями. И где же? Совсем не на том месте, где был наш двор, а вышел из деревни и говорит: тут вид лучше. Тьфу ты,
пропасть! Да разве мы для видов должны жить? Было бы тепло да уютно, а на виды я могу любоваться в картинах. На все его затеи я молчал, — не мое дело, — но видел, что и
великие умы могут впадать в слабость!
— Я, по твоему, трус? Ах, ты, капустный червь… Да я… я никого на свете не боюсь! Слышал? Ираклий Катанов никого не боится и даже мог бы быть
великим полководцем… О, вы меня совсем не понимаете, потому что я
пропадаю в вашей обители, как подкопенная мышь.
— Кой чёрт в уезде? Другого такого хамелеона во всей России не сыщешь! Отродясь ничего подобного не видывал, а уж я ли не знаток по этой части? Кажется, с ведьмами жил, а ничего подобного не видывал. Именно наглостью и цинизмом берет. Что в ней завлекательно, так это резкие переходы, переливы красок, эта порывистость анафемская… Бррр! А векселя — фюйть! Пиши —
пропало. Оба мы с тобой
великие грешники, грех пополам. Считаю за тобою не 2300, а половину. Чур, жене говорить, что у арендатора был.
Олень подошел к речке напиться, увидал себя в воде и стал радоваться на свои рога, что они
велики и развилисты, а на ноги посмотрел и говорит: «Только ноги мои плохи и жидки». Вдруг выскочи лев и бросься на оленя. Олень пустился скакать по чистому полю. Он уходил, а как пришел в лес, запутался рогами за сучья, и лев схватил его. Как пришло погибать оленю, он и говорит: «То-то глупый я! Про кого думал, что плохи и жидки, то спасали, а на кого радовался, от тех
пропал».
— Что ты это?.. за что?.. Разве
пропал Павлушка? Он пошел служить богу и
великому государю… Ты, сделай милость, в этом оставь меня!
И стала она по целым часам и днем и ночью молиться перед иконами, прося у Бога помилованья в том
великом грехе, что не по принужденью, не по нужде, не по страху, но своею волею впала она в греховную
пропасть, оставила отеческие законы…
Только что
великий государь преставился,
пропал князь Алексей Юрьич, найти не могут, девался куда.
Но если она не убьется, ей только два выхода: или она пойдет и повезет, и увидит, что тяжесть не
велика и езда не мука, а радость, или отобьется от рук, и тогда хозяин сведет ее на рушильное колесо, привяжет арканом к стене, колесо завертится под ней, и она будет ходить в темноте на одном месте, страдая, но ее силы не
пропадут даром: она сделает свою невольную работу, и закон исполнится и на ней.
— Конечно, правильно… Умру ли я, в монастырь ли пойду, осудят ли меня, все равно богатство тебе не достанется. Сергею Семеновичу все пойдет… Бери же мешочек-то. В нем богатство, целый большой капитал… Что тебе в Питере оставаться… Россия
велика, да и за Россией люди живут… Везде небось деньгам цену знают, не
пропадешь с ними… Себя и меня спасешь…
Теперь дашь деньги и на актец, глядишь —
пропадают, или получишь их с
великими хлопотами да с помощью подьячих.
В его душе проснулся тогда русский человек, понявший всю
пропасть своего падения. Первою мыслью его было броситься к ногам этого монарха-отца и молить, подобно блудному сыну, о прощении, но его грех показался ему настолько
великим, неискупимым, что тяжесть его парализовала все его чувства, и он дал себя увлечь стоявшему рядом с ним Якубовичу.
— Эти глупые пастухи имели, однако ж, Телля и много ученых знаменитостей, этот маленький народец пастухов стоит века цел и могуч среди других народов, в тысячу раз его могучее своими войсками и богатством. Ни одна политическая буря в соседних странах не поколебала его. Отчего? Оттого, что нравственные силы этого народца
велики. Желал бы очень встретить вас года через четыре, пять, и уверен, что вы, познакомясь с опытами жизни, — если не
пропадете, — заговорите другое.
Пизонский не
пропал. «Не знаю и не ведаю» — его вызволили, как вызволили они многих на святой Руси, в присноблаженное время ее старых порядков. Как ни
велики были подозрения, что деевская невестка прямо к нему кинулась после своего неудачного покушения на жизнь своего свекра, но положительного доказательства на это не было никакого, и Пизонского, ко всеобщему радованию многочисленных его друзей и доброжелателей, снова выпустили на свободу.